Безусловно термин "автоматизация" является общеизвестным. Вместе с тем нельзя не заметить, что имеющиеся толкования этого термина носят довольно неопределенный характер. В самом деле, что можно узнать об автоматизации, например, из определения, приведенного в СЭС: "Автоматизация - применение технических средств, экономико-математических методов и систем управления, освобождающих человека частично или полностью от непосредственного участия в процессах получения, преобразования, передачи и использования энергии, материалов или информации" (СЭС, изд.3, М.1985). С другой стороны, понятие "автоматизация человеческой деятельности" требует в первую очередь адекватного определения человеческой деятельности. Необходимость такого определения связана с тем, что автоматизированная человеческая деятельность как результат автоматизации есть все-таки человеческая деятельность и все определения человеческой деятельности характерны и для нее. Более того, любые определения автоматизации, данные в отрыве от определений человеческой деятельности будут лишены истинных оснований, окажутся внешними, случайными.

Когда речь идет об определении, которое необходимо дать чему-либо, то необходимо иметь в виду, что процесс определения всегда исходит из фиксированной, вполне определенной ситуации, когда объект определения рассматривается с точки зрения той потребности, того исследования, в рамках которого ищется определение данного объекта. Попытки дать определение объекту вообще, в отрыве от указанной конкретики, приводят к выхолощенным, лишенным информативности определениям.

Деятельность вообще может быть определена как активное отношение субъекта к окружающему его миру. Человеческая же деятельность должна быть определена через свое различие от деятельности вообще. Но поскольку различие человека - это мышление, то человеческая деятельность - это деятельность мышления. Термин "деятельность мышления" употреблен здесь специально, для того, чтобы ввести смысловое отличие от термина "мыслительная деятельность". Мыслительная деятельность (или мыследействие) в рамках принятого нами определения деятельности, есть активное отношение субъекта к окружающему миру посредством такой идеальной формы, какой является мысль. Но в этом отражается и ограниченность, неистинность такой деятельности. Ограниченная идеальной формой мыслительная деятельность демонстрирует отсутствие самодостаточности, ища свои основания вне самой себя. Таким образом, она лишена целостности и может выступать лишь в роли момента целостности. Что касается деятельности мышления, то в отличие от мыслительной деятельности она содержит в себе в качестве необходимого момента наряду с идеальной формой мыследействия еще и ее реальное бытие. Отношение этих двух моментов деятельности мышления, по-существу, и есть сам целокупный процесс мышления, причем его основания имманентны ему.

Таким образом, соотношение между деятельностью мышления и мыслительной деятельностью есть соотношение между целым и его частью.

Ограничимся пока приведенными определениями деятельности мышления и обратимся к определению автоматизации. Начнем с исторического аспекта.

Поскольку сам термин "автоматизация" исторически тяготеет к производству (несмотря на то, что термин "автомат" - корень термина "автоматизация" к производству, вообще говоря, не имеет никакого отношения), естественным будет искать основания автоматизации именно в производстве. Но как это не парадоксально, оказывается, что автоматизация не имеет собственных определений, отличных от определений производства. В самом деле, ведь различие между просто производством и автоматизированным производством чисто количественное - в степени отчуждения, объективизации непосредственного человеческого труда. Но отсюда следует, что история автоматизации есть история общественного производства. Именно общественного производства потому, что только для него становится актуальной степень отчуждения непосредственного человеческого труда.

Могут возразить, что отчуждение непосредственного человеческого труда характерно для любого производства, а не только общественного, поскольку применение любого орудия труда и есть процесс отчуждения непосредственного человеческого труда. На самом деле это не так. Конечно, орудие труда с необходимостью участвует в процессе отчуждения. Само по себе орудие труда уже есть элемент объективизации труда, поскольку существует только в отчужденной, объективизированной форме. Однако, для отчуждения непосредственного человеческого труда одного этого недостаточно. Необходима еще и объективизация процесса применения орудия труда. Но это возможно только при общественном характере производства, в основаниях которого лежит разделение труда с его различением простого и сложного труда, с выделением элементарных операций. Именно с приходом эпохи общественного производства, отчуждение непосредственного человеческого труда с необходимостью обретает свое реальное бытие.

Итак, мы пришли к выводу, что в историческом плане автоматизация не обнаруживает определений, отличных от определений производства. Помимо прочего, это означает, что исторически автоматизация лишена качества целостности, что является следствием совокупного характера производства.

Проанализируем этот вывод. Насколько важен факт отсутствия целостности у исторически определенной автоматизации?

Категория целостности является важнейшим средством, при помощи которого определяется состояние исследуемого объекта, явления, понятия и т.д. Наличие целостности говорит об истинности состояния исследуемого объекта, об адекватности его своим определениям. Нарушение же целостности лишает изучаемый объект истинности, его определения предстают в искаженном виде, что делает возможным получение совершенно ложных представлений об объекте. Вместе с тем, нарушение целостности как ее отрицание, являет собой способ развития объекта. В этом случае всегда существует возможность второго отрицания, возвращающего объекту целостность и завершающего этап его развития.

Отсутствие целостности в определениях производства, является следствием разделения труда, как способа развития производства. Сложнее обстоит дело с автоматизацией. Хотя мы и пришли к выводу, что автоматизация не имеет определений, отличных от определений производства, тем не менее однозначно утверждать, что отсутствие у нее целостности указывает на то, что она представляет собой развивающийся объект мы не можем. Дело в том, что если в отношении производства нам известно его исторически прошлое целостное состояние, отрицанием которого и является разделение труда, то в отношении автоматизации нельзя сказать - в чем могло заключаться и как себя проявлять такое предшествующее целостное состояние. Более того, можно утверждать, что исторически прошлого состояния автоматизации просто не существует. Но отсюда мы должны сделать парадоксальный вывод о том, что наши представления об автоматизации, полученные при рассмотрении исторического аспекта проблемы, неистинны. И коль скоро это так, то представления об автоматизации, содержащиеся в человеческой культуре также ложны. Если же при этом учесть, что каких-либо других представлений об автоматизации в человеческой культуре не было и нет, то это означает, что либо мы некорректно проводим исследование, либо ложны основания, получившей реальное бытие автоматизации.

Поскольку делать заключение о корректности собственного исследования мы не в праве, остановимся на второй возможности.

Что же бытует в нашей действительности под видом автоматизации? Для того чтобы это понять обратимся к уже цитированному здесь определению автоматизации. Хотя, как уже говорилось, ценность его как определения весьма сомнительна, тем не менее оно довольно четко описывает бытующую (т.е. имеющую реальное бытие) автоматизацию. Ключевым моментом этого определения является представление об автоматизации как о средстве, освобождающем человека частично или полностью от непосредственного участия в различных производственных процессах. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что частичное и полное освобождение человека от непосредственного участия в производственных процессах вещи суть совершенно разные и не могут быть достигнуты при помощи одного и того же средства. Частичное освобождение - это следствие увеличения производительности общественного труда. Полное же освобождение - это не что иное, как отрицание общественного производства вообще, это альтернативное производство, альтернативная деятельность.

Очевидно, что бытующая автоматизация есть средство именно частичного освобождения человека от непосредственного участия в производстве. Действительно, автоматизацию в сегодняшней нашей жизни мы связываем с применением различных научно-технических средств (станки, роботы, методы планирования и т.д.), результатом чего является увеличение производительности труда.

Тут может возникнуть вопрос. А нельзя ли достигнуть полного освобождения человеческого труда путем последовательного частичного освобождения, ведь, что не говори, а объективно удельное количество живого человеческого труда в общественном производстве постоянно уменьшается?

Но в том то и беда, в том то и ограниченность процесса частичного освобождения, что он сродни бегу быстроногого Ахила, который, согласно известной апории Зенона, безуспешно пытался догнать черепаху.

В чем же тогда сущность различия между частичным и полным освобождением человека от непосредственного участия в производстве, приводящая к столь различным последствиям?

Мы уже говорили, что частичное освобождение можно рассматривать как следствие увеличения производительности общественного,а значит разделенного, труда. Но разделенный труд есть совокупность, набор неких всегда совершенно конкретных операций. При этом замена человека техническим средством, способным выполнять те или иные операции, и составляет суть частичного освобождения. Добавим, что нельзя связывать частичность освобождения с относительным количеством операций в процессе труда, которые реализуются без участия человека. В конкретном процессе труда, в конкретном производстве можно добиться выполнения всех операций без участия человека и все-таки это будет частичное, а не полное освобождение, поскольку частичность освобождения определяется частичностью (разделенностью) самого труда. Именно это имманентное свойство общественного труда принципиально определяет возможность освобождения человека от непосредственного участия в труде как частичную.

Проиллюстрируем это положение, а для того, чтобы не создавалось впечатление, что под производством следует понимать непосредственно производство - т.е. завод, фабрику и т.д., приведем пример из научной деятельности, которую в аспекте данного исследования можно трактовать как деятельность по производству знаний.

Как известно существует несколько способов регистрации элементарных частиц в физике высоких энергий. Это применение пузырьковых камер и годоскопических счетчиков, использование калориметров и пропорциональных камер и т.п. Все эти способы предполагают использование ЭВМ для статистической обработки данных, для чего необходимо вычленять информацию, содержащуюся в физических процессах, протекающих в этих установках и преобразовывать ее к виду, необходимому для передачи в ЭВМ. В используемых сегодня способах регистрации все эти операции производятся без непосредственного участия человека. Однако, в случае появления способа регистрации, основанного на новых физических эффектах, вновь возникает необходимость участия человека (хотя обычно такое участие реализуется в создании адекватного технического средства).

Из сказанного видно, что для обеспечения полного освобождения человека в рассматриваемом примере необходимо либо бесконечное время (для того, чтобы последовательно "автоматизировать" все потенциально возможные способы регистрации), либо остановка в развитии средств регистрации. Очевидно, что ни тот ни другой вариант неприемлем для реального процесса развития науки. Отсюда следует, что путем последовательного частичного освобождения нельзя реально достичь полного освобождения.

Поскольку мы связываем частичность освобождения с частичностью (разделенностью) труда, то логично искать основания полного освобождения в предании целостности процессу труда. Но каким образом можно это сделать? Ведь, как мы уже не раз говорили, реальное производство является принципиально разделенным, а значит нецелостным. Более того, для большинства современных видов деятельности не существует прямых исторически предшествующих целостных прототипов. Какая, например, деятельность может являться прямым историческим предшественником для деятельности по регистрации элементарных частиц? Однако, при ближайшем рассмотрении оказывается, что такое отсутствие исторических прототипов опять же является следствием разделенности труда, нарушения целостности. Дело в том, что вместе с нарушением целостности деятельности исчезает возможность формально логической операции "частное - общее" 1 . Другими словами, разделенный труд не содержит в себе своих родовых определений (признаков).

Таким образом, мы можем сформулировать основную проблему полного освобождения человека от непосредственного участия в производственных процессах как проблему воспроизведения целостных оснований деятельности.

Необходимо заметить, что одной из наиболее значительных трудностей при решении этой проблемы является то, что сформулированная проблема является чисто философской проблемой, между тем, как возникает она в области прикладной деятельности и должна быть поставлена и решена именно там.

Это действительно существенная трудность, поскольку современная прикладная деятельность чрезвычайно специализирована. Специалисты же, как правило, не обладают достаточной широтой знаний для формулирования и решения проблем философского характера.

Другой особенностью проблемы полного освобождения является принципиальная невозможность получить такое решение проблемы в общем виде, от которого чисто формальным способом можно было бы перейти в каждом случае к конкретному решению. Иными словами, для каждого вида деятельности решение этой проблемы носит индивидуальный, нетривиальный характер.

Итак, мы выяснили, что та реальная деятельность, которая подразумевается сегодня под термином "автоматизация" есть не что иное, как частичное освобождение человека от непосредственного участия в производственных процессах. Полное же освобождение, хотя оно и декларируется как один из моментов бытующей автоматизации, таковым не является, поскольку не может быть реализовано теми же способами, что и частичное освобождение.

Ввиду того, что мы не сумели найти определения автоматизации проведя исторический анализ, то ничего другого не остается, как обратиться к логическому способу определения.

Вспомним, что мы уже определили человеческую деятельность как деятельность мышления, содержащую в себе наряду с идеальной формой мыследействия еще и ее реальное бытие, которое есть не что иное, как реализация идеальной формы - мысли (идеи) в объективном мире посредством деятельности. Причем необходимо подчеркнуть, что мыследействие является, по преимуществу, продуктивным моментом деятельности мышления, а реализация в объективном мире - по преимуществу, репродуктивным моментом. Если наличие в деятельности мышления продуктивного момента, по-видимому, не вызовет каких-либо сомнений, поскольку продуктивный момент отражает чисто творческое начало (присущее единственно человеку) человеческой деятельности, то присутствие здесь репродуктивного момента не столь очевидно. Между тем, именно репродуктивный момент человеческой деятельности представляет интерес для определения автоматизации.

Так, что же представляет собой репродуктивный момент деятельности мышления. Казалось бы, что само указание на репродуктивность входит в противоречие с основным качеством, основным определением мышления - его продуктивностью. Однако, при ближайшем рассмотрении оказывается, что репродуктивный момент есть не что иное как продуктивный момент, принявший объективно воспроизводимую, отчуждаемую форму. Другими словами, репродуктивный момент - это застывшая, потерявшая движение продуктивность. Но тем не менее, это все-таки момент деятельности мышления, человеческой деятельности, ибо его истоки, его основания - суть продуктивность. И это единственное отличие репродуктивной человеческой деятельности от репродуктивных процессов вообще 2 .

Если под автоматизацией человеческой деятельности подразумевать автоматизацию ее репродуктивного момента (а поступать по другому, т.е. включать в состав объектов автоматизации продуктивный момент человеческой деятельности, у нас нет никаких оснований 3 ), то мы приходим к тем же результатам, что и в случае исследования исторического аспекта проблемы. В самом деле, и в том и в другом случае мы пришли к выводу, что объектом автоматизации должна стать объективизированная, отчужденная человеческая деятельность, а это, как уже было показано выше, приводит к нецелостности, ложности определений автоматизации. Однако, при ближайшем рассмотрении оказывается, что факт наличия продуктивных оснований у репродуктивной человеческой деятельности коренным образом меняет ситуацию. Ранее мы уже указывали на принципиальную трудность, с которой все время приходится сталкиваться при попытках реализовать бытующее представление об автоматизации. Имеется в виду количественная бесконечность форм проявления одного и того же вида человеческой деятельности. Теперь мы увидели, что основания этой количественной бесконечности содержатся в снятом виде (в виде качественной бесконечности) в продуктивной деятельности. Следовательно, нам остается выяснить: существует ли возможность формализации этой качественной бесконечности?

Для ответа на этот вопрос необходимо подробнее рассмотреть процесс превращения продуктивного момента человеческой деятельности в репродуктивный.

Продуктивность человеческой деятельности актуализируется, становится необходимой только когда потребности человека не могут быть удовлетворены через репродуктивную деятельность. При этом продуктивность выступает как инобытие, диалектическое отрицание потребности, причем форма этого инобытия абсолютно определяется содержанием процесса отрицания. Такая форма сама является продуктивной и уникальной, а потому принципиально неформализуемой. Причем, как сама потребность, так и процесс удовлетворения потребности - его форма и содержание, носят субъективно-целостный характер.

В случае, если потребность получает свое воспроизводство в рамках общества, то процесс удовлетворения потребности с необходимостью должен приобрести объективно воспроизводимый характер, стать элементом культуры общества. Эту задачу невозможно решить путем копирования уникального процесса, поскольку субъективно-целостная форма его не ассимилирована в культуре. Единственной возможностью в данном случае является попытка воспроизвести процесс в идентифицируемых культурных формах, используя в качестве критерия адекватности содержание этого процесса, для чего необходимо абстрагировать уникальный процесс до абстрактного содержания, поскольку именно в состоянии абстрактного содержания возможен адекватный переход к абстрактным формам, содержащимся в культуре.

Итак, мы выяснили, что метаморфоза продуктивного момента человеческой деятельности в репродуктивный момент происходит на уровне перехода: абстрактное содержание уникального процесса - абстрактная форма культурного процесса. Помимо прочего, этот вывод очень важен для различения процесса перехода продуктивной деятельности в репродуктивную от процесса разделения труда, поскольку чисто внешне эти процессы очень схожи. В самом деле, и в том и в другом случае имеется видимость аппроксимации содержания совокупностью форм. Однако, при ближайшем рассмотрении оказывается, что если в случае перехода от продуктивной к репродуктивной деятельности такая аппроксимация адекватна, поскольку предполагает прохождение через предельное абстрагирование, когда форма и содержание становятся абсолютно тождественными, то в случае разделения труда такая аппроксимация ведет, по существу, к разрушению, утрате содержания.

Поясним сказанное примером.

Рассмотрим в качестве уникального процесса процесс начертания овала. Как мы уже говорили, для того, чтобы воспроизвести этот процесс в культурных формах необходимо до предела абстрагировать его содержание. Но предел, суть овала - окружность. Окружность же - форма известная в культуре 4. Следовательно, овал может быть аппроксимирован совокупностью (правильнее было бы сказать - целокупностью) дуг окружностей. Очевидно, что в такой аппроксимации удерживается содержание овала. В то же время, разделение труда при начертании овала путем рядоположения независимых процессов начертания дуг окружностей ведет к тому, что содержание, суть овала оказывается вне процесса его начертания, т.е. вне культуры 5 .

Таким образом, из всего ранее сказанного следует, что автоматизация есть процесс формализации продуктивных оснований репродуктивной деятельности. Последующее же воспроизводство репродуктивной деятельности при помощи технических средств есть результат автоматизации, ее продукт.

1990 год.